text1

ГОРОДА-ГЕРОИ
(в алфавитном порядке)
КИЕВ
Столица УССР (с 1934), центр Киевской области, на р. Днепр, 2131 т.ж. (1978).
Машиностроение, химическая, фармацевтическая, лёгкая промышленность.
В русских летописях с 860 года. В 9-12 веках столица Киевской Руси.
В 1240 разрушен монголо-татарами. В 1362 захвачен Литвой, в 1569 – Польшей.
С 1654 в составе России. Памятники архитектуры, АН УССР, 18 ВУЗов, 7 театров.

Я хочу как у Чехова... Хочу лето проводить на даче. Собирать крыжовник и варить варенье, вечером
пить чай из глиняных чашек на веранде, закутавшись в шаль... Хочу иногда недомогать до такой
степени, чтобы не выходить в столовую к завтраку, а день проводить нерасчёсанной и неодетой
среди книг, травы, баночек, клубов, спиц... Хочу, чтобы на веранде стоял круглый соломенный стол
и к нему шесть стульев. Хочу иметь красивую летнюю шляпу с большими полями. А рядом пруд,
деревья, аллеи, беседки, скамейки... И все дамы в длинных платьях с кружевами, и с зонтиками
от солнца...

КИРОВОГРАД
До 1924 Елисаветград, до 1934 Зиновьевск, до 1939 Кирово.
Город, центр Кировоградской области, на р. Ингул, 233 т.ж. (1978).
Сельскохозяйственное машиностроение, мясокомбинат.
Основан в 1754 как крепость Святой Елизаветы, город с 1775 года.
2 института, 2 театра.

– Холодно...
– Обнять тебя?
– Ты не хочешь?
– Мне всё равно.
– Тогда не надо. Кажется, уже зима.
– Давно пора.
– Хорошо, что снег. Я люблю снег.
– Засыплет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Поду размять я ноги, –
За дверью ты стоишь.
Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош.
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуёшь.
– Я люблю Пушкина.
– Это Пастернак.
– Всё равно хорошо, что уже зима. Скоро Новый год, надо быть в синем... Можно в зелёном.
– У тебя зелёного платья нет.
– Есть. Помнишь, я у Людки была в таком... Цвета напитка «Тархун».
– «Тархун» не считается.
– Нетушки. Чур, «Тархун» считается!
– Мы куда идём?
– Не знаю... Ты же меня вытащил, я бы ещё танцевала.
– Можем вернуться.
– Не можем! Ты же не хочешь?
– Не хочу.
– И я не хочу... У тебя плохое настроение?
– Почему? Хорошее.
– А откуда ты эту песню знаешь французскую? Ну, мужик сегодня пел.
– Просто знаю. Tumba le neige. Падает снег.
– Грустная песня... Хочешь в Париж?
– С тобой хочу.
– А у меня тётка ездила. В музее духов была, прикинь!
– Все парижане вышли на улицу и стоят под снегопадом. Там всегда тепло зимой, а тут снег.
И он падает... Падает... Они всё стоят и стоят. Снег белый и тает... Падает и тает. А люди,
мокрые все стоят и смотрят. Никто не уходит. Глаза у всех удивлённые... Грустная песня.
– Хорошая... Ты французский учил?
– Нет, конечно.
– А тебе кто переводил?
– Никто.
– У меня сестра спокойно битлов переводит. И «Квин» переводила... А «Квин» – королева, да?
– Королева.
– У меня майка есть такая. Ты снова курить хочешь?
– Если дама не возражает.
– И мне дай. Нет, не давай – дома скандал будет... Я сегодня только две штучки скурила.
– У тебя света нет. Темно во всех окнах.
– Пошли ко мне! Мои в гости завеялись, наверное.
– Поздно уже.
– Пошли, у меня растворимый чай есть! Пил растворимый чай? Или хочешь котлету?
Пойдём, мать классно котлеты жарит... Ты же всегда есть хочешь!
– Я физику не открывал на завтра.
– Я лабораторку у Павлючки скатала, и тебе дам скатать!
– У нас разные варианты...
– Это точно... Будем расходиться?
– Ноги замёрзли...
– Угадаешь, что я хочу?
– Не знаю.
– Ну, подумай... Не кури снова!
– Я не знаю, чего ты хочешь.
– Наклонись поближе... Дурачок, дай мне сигарету.
– А родители?
– Их всё равно нет. Или лучше ночью на балконе покурю...
– Покури.
– Ну, я пошла тогда. Пока.
– Пока.
– Я иду уже...
– Давай. Салют...
– Погоди... Забыла спросить, НВП будет завтра?
– У тебя рубашки зелёной нет, помню.
– Принесёшь?
– Пойдём на лавочку посидим.
– Помёрзнем?
– Ага... Только я целовать тебя не буду.
– Нет, конечно. Мороз – губы потрескаются.
– Смешно...
– Обхохочешься. Садись давай... Холодно!
– А ты это хотела?
– Когда?
– Когда наклониться попросила...
– Просто... Ты прав, классно было бы нам вдвоём в Париж. А там снег! Все парижане стоят мокрые
и смотрят. И мы смотрим. А снег падает и тает... И падает, падает. И все французы удивляются –
откуда снег?.. А мы не удивляемся, а просто смотрим! Мы-то знаем, почему снег. И нас заметает,
весь Париж белый-белый... Прикинь, да? И мы стоим вдвоём...

КРИВОЙ РОГ
Город (с 1919) в Днепропетровской области, на р. Ингулец, 649 т.ж. (1978).
Центр Криворожского железорудного бассейна. Горно-обогатительные комбинаты,
металлургия, коксохимический завод.
Основан в 1775 году. 2 института. Театр.

Вежливые улыбки. Удовлетворённое спокойствие.
Эти нежные розовые прыщи так недвусмысленно напоминают родителям,
что беспокоиться пока не о чем.

МИНСК
Столица БССР (с 1919), центр Минской области, на р. Свислочь, 1272,6 т.ж. (1978).
Машиностроение и металлообработка.
Автомобильный, подшипниковый, мотовелосипедный заводы.
Лёгкая, пищевая промышленность.
Известен с 1067 как Менеск. С 14 века в Литве и Польше.
С 1793 года в России. Музеи, АН БССР, 14 ВУЗов, 6 театров.

Колёса мерно отстукивали время. Поезд неуклюже покачивался, будя пассажиров, и тревожно звенел
ложкой в стакане с остывшим уже чаем. Мужчина в драповом пальто ехал на север. Он глядел сквозь
усталое зимнее окно с замерзающими каплями и думал о мелочах. О тёплом вязаном шарфе, о серой
как его пальто жизни, о толстой проводнице, о ягоде рябине, которая лечит всё, кроме сердца.
Здорово было бы сорвать хотя бы одну гроздь и есть её холодные горькие бусины прямо со снегом,
чтобы хрустел на зубах.

МОСКВА
Столица СССР и РСФСР, центр Московской области, на р. Москва, 7733 т.ж. (1978).
Автомобилестроение, станкостроение, металлургия,
химическая, лёгкая, пищевая промышленность.
Впервые упомянута в летописи под 1147.
С 14 века центр Великого княжества Московского,
с 15 – столица единого Российского государства.
Крупнейшие библиотеки, АН СССР, НИИ, 66 музеев, 75 ВУЗов, 30 театров.

Лучше бы я не ездила, только расстроилась. И погода ужасная была, сапожки у меня промокли, только
что тётю Нину повидала. Она худая стала, жёлтая, чувствует себя плохо после операции. А как
приняла меня, всё по дому сама делает, руку мне поднять не даёт, весь вечер пробегала, стол
собрала. Пили с ней чай чуть не всю ночь, и наболтались, и наплакались, и за маму, и за всё. Потом
показала мне камень, который у неё из жёлчного пузыря вынули. Ну, ужас. Гладкий, чёрный, где-то
с каштан. Говорит, таких было три и ещё маленьких как горошек семь штук. Врачи удивляются, как
она живая осталась и пузырь не разорвался. А спать легли, слышу, как тётя Нина стонет, уснуть не
может. Намаялась со мной, а так ведь человек болеет. Я на раскладушке спала, утром встала
раненько, завтрак приготовила. Часов в девять тётю Нину разбудила, поели мы, и я в город ушла. В
городе шумно, не протолкнуться. Думала, похожу по магазинам, а сама не могу, как про маму
вспомню, и тёть Нина расклеилась совсем. Так побродила, в кино зашла. Уже и фильм забыла, ерунда
какая-то, никому не понравилось, люди с середины уходить стали. А я и не смотрела, всё думала,
потом, как увидела, что ещё вторая серия, тоже собралась. По дороге в парочку магазинов заглянула,
ничего не купила, так по мелочам. Джинсы, правда, присмотрела, меня соседка моя, Валентина
Петровна, просила для внучки. Хорошая женщина, но такие дорогие, не взяла. К обеду домой
вернулась, а тётя Нина уже борщ сварила. Я прям поругала её, что ж она меня всё обхаживает. Ну,
покушали, я посуду мыть стала, а она мне всё рассказывала про жизнь ихнюю, про Васечкино
семейство, про операцию. Потом нашла у себя наливочки, выпили мы. Она, конечно, только
пригубила, я бы и не разрешила ей, а я полную. Горькая наливка какая-то. Тут у меня глаза опять на
мокром месте, давай я собираться, чего, думаю, я его бояться буду. Накрасилась, запудрилась, тётя
Нина меня благословила, пошла я. Тут же в метро цветы продавали, я к продавщице, говорю,
выберите мне три самых лучших гвоздики, мне для мамы. Она поверила, хорошая продавщица такая,
выбрала три больших цветочка, узнала, что мне ехать далеко, завернула в газету плотненько. Ну, пока
доехала, уже часов шесть было, туда-сюда, к дому их в полседьмого дошла. Зашла в подъезд,
развернула свои гвоздики, готовлюсь. Как решилась, поднялась на четвёртый этаж, звоню. Долго-долго
никто не открывал, потом подошёл кто-то тихонечко, замок щёлкнул. Эта его красавица говорит мне в
щель, подождите минуту, мол, пока я в комнату уйду. Толкнула дверь, в прихожей нет никого, стою как
дура. Тут мама появилась, маленькая совсем, старенькая, кофточку застёгивает на ходу. Я её обняла, а
у самой слёзы на глазах, мама волнуется, Наташенька приехала, дочка. Завела меня к себе, не комната
даже, убожество, принялась вазу искать под цветы. Насилу нашла, гвоздички поставила без воды,
склероз, села на диванчик. Диван старый, допотопный, я сразу поняла, это Васька отцовскую кровать
забрал. Маме не сидится, всё угощать меня хочет. Я говорю, какие угощения, я помочь приехала, может
убраться надо, постирать чего. Смеётся, у неё всё чистенько, красиво. Позвала на кухню чай пить, тут
звонок, братец пришёл. Мы, пока чайник дожидали, слышали, как его краля про меня сказала, пришла,
мол, и ведро с мусором ему дала. А сама к нам на кухню, и молодняк свой притащила, давай кормить её,
там девка в седьмом классе, дай Боже. Одна жрёт, другая любуется, назло мне, и чай в горло не лезет.
Не успели в комнату уйти, Васька вернулся, ведро поставил, здравствуй, сестра, говорит, как будто всё
нормально между нами. Здравствуй, говорю, Василий. Он мне и выдаёт ни с чего, приехала, защитница,
как же. Я прям онемела вся, а мама голову опустила над чашкой, молчит. Говорю, как не стыдно тебе,
гадёныш, мать в кладовку выселил, ещё скандалишь с порога. А он мне, припёрлась, заботливая какая,
а мусор не пошла выносить. Я чуть не умерла со злости, меня никто не просил, говорю. А чай наш пить
не подавишься, спрашивает. Посмотрела на них троих, противно стало, я за ваш чай поганый и
заплатить могу, отвечаю. Его толстозадая скривилась, хамить стала, легко вам раз в год наезжать,
говорит, а нам тут тесниться, забирали бы мамашу свою и не показывались обе. Я думала, что на месте
провалюсь, знает же, что у меня одна комната и климат плохой. Мама меня за руку тащить с кухни,
извини болтуна, говорит, а мне не успокоиться, как же она ещё за них извиняется, глаза бы мои гадов
не видели. Собралась я за минуту, маму расцеловала, нервничаю. Проведала, называется. Стояла-
стояла, да и пошла, чего делать. По лестнице слетела прямо, аж курить захотела страшно, восемь лет
уже не курю. Сейчас и не знаю, как добралась до метро. Было не поздно ещё, но темно и народу
немного. В вагоне села и как давай плакать, остановиться не могу. Куда еду не знаю, всё плачу, слёзы
текут, а я даже платок не достала. Сижу и плачу. Мужчина рядом был, испугался, может, говорит,
помочь чем. Я говорю, вы только скажите, в ту я сторону еду или нет, и снова давай рыдать. Мужчина
хороший был, порасспросил, куда мне ехать, до самого тёть Нининого дома довел, и телефон оставил на
всякий случай. А я плакала всю дорогу и телефон его потеряла. Да всё равно не позвонила бы, разве
спасибо сказать, человек хороший попался. До самого дому довёл.

НИКОЛАЕВ
Город (с 1789), центр Николаевской области,
морской порт на Бугском лимане Чёрного моря, 457 т.ж. (1978).
Крупное судостроение, пищевая, лёгкая промышленность. 2 ВУЗа, 2 театра.

Сама ты коза, Светка. Чего сапоги зажала? Как дела, как дела. Херово дела, со стариками разосралась.
Когда? Вчера! Отец орал, почему я лифчик не надеваю. В клуб ходили со Славиком! Прикинь, я в синем
платье в Люсином в зелёненьком том. Ну! А бретельки мне в жопу засунуть? Хули он вообще понимает
в моих делах, орал как резанный! Мамаша нормально... Славик рыжий такой, с Красногвардейской.
Да знаешь! Ненормальный такой, стихи мне читал, рыжий весь. Он или не может, или дурак. Или я дура,
или я не знаю. Папаша думает, я с ним трахаюсь, а он мне стихи читал. Какая разница – в лифчике
слушать или без! Сапоги уступи мне, ты ж их не носишь!!

ОДЕССА
Город, центр Одесской области, крупный морской порт на Чёрном море, 1051 т.ж. (1978).
Станкостроение, судоремонт, нефтеперерабатывающая, пищевая, лёгкая промышленность.
Основан в 1795 на месте крепости Хаджибей. Курорты. Ансамбль классицистических зданий.
15 ВУЗов, 6 театров.

Я всегда боялся возвращаться в школу после лета.

ОМСК
Город (с 1804), центр Омской области, порт на р. Иртыш, 1042 т.ж. (1978).
Сельскохозяйственное машиностроение, электроприборы,
нефтехимия, пищевая промышленность.
Основан в 1716, до 1782 – Омский острог. 10 ВУЗов, 4 театра.

Как хрупко всё в человеческой жизни... Особенно, основание черепа.

ОСТРОВ
Город, райцентр в Псковской области, на р. Великая.
Льнообрабатывающая, пищевая промышленность.
Основан в середине 14 века, город с 1777 года.

Вы, наверное, тоже не слышали о таком городе? Там он и живёт. Скоро я найду его дом, позвоню два
раза, как я люблю, и буду ждать и улыбаться. А потом я скажу: «Здравствуйте, Надежда Фёдоровна.
Это я пришёл». А она скажет: «Здравствуйте, хорошо, что вы пришли, проходите, пожалуйста». И мы
зайдём в его комнату и будем пить чай с вареньем. Надежда Фёдоровна варит очень вкусное варенье
из разных ягод, и я скажу: «Очень вкусное варенье. Давайте завтра пойдём собирать разные ягоды».
И все обрадуются, и мы снова будем чай пить, пока Надежда Фёдоровна не скажет: «Мальчики, пора
спать. Завтра рано за ягодами». И мы выйдем на улицу поутру и пойдём через дорогу в лес. Я соберу
маленькую баночку черники и приду хвастаться, а там уже большая корзина полная, и все рассмеются.
Потом мы покурим и захотим есть, и нас позовёт Надежда Фёдоровна, и мы съедим бутерброды с
сыром. А вечером, с чёрными от ягод губами, мы сядем смотреть телевизор и слушать песню про
букет. Это любимая песня Надежды Фёдоровны. Когда я буду уезжать, я поставлю чемоданы, чтобы
освободить ладони, и скажу: «Ну что, Надежда Фёдоровна, я поехал». А ему пожму руку, потом
обниму и ничего не скажу. Уже когда сяду в автобус, скажу: «Я ещё приеду, ладно?» Надежда
Фёдоровна не расслышит, а он кивнёт. И мы будем улыбаться, даже когда автобус уже уедет.

Вот мы сидим оба и молчим. Изучаем грязную штукатурку общих угрюмых стен, и мы оба не в духе.
Вчера, когда было паршиво, он подарил мне розовую расчёску без двух зубьев. Я остался доволен,
сегодня моя очередь ему помочь. Надо рассказать какую-нибудь смешную историю, одну из самых
смешных, из всех, произошедших со мною в жизни. Завтра идти в свинарник, и у меня нет сил сказать
хорошее, и мы молчим. Курим и молчим вдвоём. Курим, курим, не улыбаемся, молчим, пока, наконец,
не прикажут всем спать и свернуться в клубок.

«Спи», – я подумаю так и сам лягу, чтобы снова увидеть этот его Остров. Старый дом, который ещё не
знаю, и Надежду Фёдоровну – со спицами в руках. И его. Замёрзший, с холодным носом забрался с
ногами на диван, смотрит по телевизору футбол. В одной руке у него городской батон с маслом и
вареньем, в другой – огромная чашка прегорячего чая, такого горячего, что страшно поднести ко рту.
Так он греется, пока не зазвонят звонки в дверь. Их будет два, как я люблю. Я скажу: «Здравствуйте,
Надежда Фёдоровна. Это я пришёл». А она скажет: «Здравствуйте, хорошо, что вы пришли, проходите,
пожалуйста». А я тогда скажу: «Спасибо, я очень рад. Называйте меня на ты». А она скажет: «Конечно-
конечно, будете чай пить?» И все рассмеются. А вечером он уведёт меня на улицу, чтобы я дышал
свежим воздухом. И мы пойдём вдвоём и не будем молчать. Кто-нибудь увидит нас и скажет:
«Робинзон и Пятница обходят владения». Может, и не скажет, подумает. А мы будем улыбаться и
брести по берегу нашего острова, ветер будет приносить солёные брызги, а глаза ослепит сияющий
у ног океан.

ПЕРМЬ
В 1940-1957 Молотов. Город (с 1781), центр Пермской области, порт на р. Кама, 999 т.ж. (1979).
Горнодобывающее машиностроение, газоперерабатывающая,
деревообрабатывающая промышленность.
Камская ГЭС. Известен с 17 века, с 1723 городской посёлок. 7 ВУЗов, 4 театра.

Я ничего у тебя не прошу. Ни о чём. Ты люби её.
А меня не люби, не вспоминай. Хочешь, я уйду?
Я не скоро вернусь. Ты не злись только, мне от тебя ничего не нужно.
Я когда надо вернусь.
Можно, когда она умрёт? Не сейчас, не дай Бог, потом. Когда-нибудь.
Она ведь умрёт когда-нибудь? Ты будешь другую любить, потом ещё.
Она тоже умрёт. И все умрут, только я останусь.
И ты полюбишь меня. Потом. Когда все умрут. А я подожду.
Я же не тороплю никого. Тогда все умрут уже, и она умрёт, никого не будет.
Только я. А пока подожду немножко.
Подожду.

ПОДОЛЬСК
Город, райцентр в Московской области, на р. Пахра, 202 т.ж. (1979).
Котлостроительный, электромеханический заводы, предприятия цветной металлургии.
Музей-квартира В.И.Ленина. Основан в 1781 году.

Представляю его на перроне с розами, если, конечно, он достанет розы... Улыбается. Когда-нибудь
со мной произойдёт то же самое. То, чего я так не хочу, и отчего он счастлив. Конечно, он достанет
розы! А раз ему хорошо – и мне хорошо, и можно идти досыпать ещё два часа до подъёма.

ПУШКИН
До 1918 Царское Село, до 1937 Детское Село.
Город в Ленинградской области, 87 т.ж. (1978). Машиностроение, фабрика игрушек.
Основан в 1708 как загородная резиденция русских царей,
город с 1808 года. Дворцово-парковый ансамбль.

Я тебя отпускаю и грущу...
Никогда я тебя не отпущу.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, см. Ленинград
ЛЕНИНГРАД
До 1914 Санкт-Петербург, в 1914-1924 Петроград.
Город, центр Ленинградской области, порт на р. Нева, 4015 т.ж. (1978).
Машиностроение, чёрная и цветная металлургия, химическая, пищевая промышленность.
Основан в 1703 Петром Первым. В 1712-1918 столица России.
Колыбель русской революции. Архитектурные ансамбли, 47 музеев, 41 ВУЗ, 17 театров.

Красных листьев совсем не было. Были жёлтые и какие-то бурые. И под ногами, и в небе, и везде.
Осень была жёлтая и мокрая, потому что шёл дождь. А дождь можно любить или не любить, но если
он идёт уже, всё становится мокрым и шумным. Каждая маленькая капля ударяла о землю, больно
плюхалась в мрачную лужу осени. Хорошо было тем каплям, которые ещё на лету сбивали друг
дружку, и на земле уже не мучились своей неподвижностью, неполётом в медленных и холодных реках
на границе дороги и тротуара. Все кошки спрятались в киоски и будки. Они исчезли в них незаметно,
не рассекречивая своих потайных лазов. А те, кто жил в мусорных баках, не могли дома укрыться от
дождя, поэтому сидели где-нибудь под столами в кафе, особенно рыжие и всякие. Кошки плакали.
Столы плакали. Листья жёлтые и тоже плакали. А самые маленькие тоже уже жёлтые, и даже рыдали.
Круглые прозрачные капли разбивались о расстеленный ковер, отдавая листьям свою кинетическую
энергию. Вздрагивали их мокрые от слёз плечи и спины. А самые маленькие тоже уже жёлтые, и даже
рыдали, потому что всё для них кончилось, когда ветер сильно подул в грудь, и стало невыносимо уже
держаться на тонкой ножке, и она хрупко сломалась. А, может быть, позвало небо, и они бы летали ещё,
если бы не этот дождь. Самые жёлтые, может, и долетели до звёзд, или красные, ведь красных листьев
совсем не было. Были жёлтые и какие-то бурые. И под ногами, и в небе, и везде. Сдержанно плакали
окна, по щекам их катились тихие слёзы. Даже дождю было невесело этим вечером, он тоже жалобно
всхлипывал. А если за окошком сидеть, там тепло и гулко. Как мелкая дробь, как речёвка в пионерском
лагере, как «бей, барабан». В темноте комнаты никто не плакал. Телевизор у окна не плакал, отвернулся
от дождя, чтобы не раскиснуть. Кресло не плакало, укрылось пледом, уснуло. Потолок на слёзы лёгкий,
а тоже держался. Пока. Потому что крыша ещё не успела промокнуть, потому что дождь ещё только
начинался. Все, кто плакали, были за окном, и столы, и киоски, и кошки. Самые нервные листья, изойдя
слезами, бросались в воду и утопленниками плыли по течению. Редкие подошвы промокали здесь от
тоски, упиваясь осенью, но и за окном кто-то не плакал. Кто-то шёл по тротуару у реки, у него были
сухие глаза, у него был чёрный зонт, у него была цель в жизни. Хлюпал по лужам и не плакал. Он бы
выпил пива, рыжего, горького, позднего. Но всё закрыто уже, потому что дождь, потому что вечер.
Раньше он танцевал до дождя, как все танцуют сейчас. Было много друзей, но они оказались не совсем
и боялись промокнуть, а он не боялся и остался один. И ещё вдвоём с чёрным зонтиком, но тот плакал,
и они не понимали друг друга. Все, кто не плакал, были там, где отвернулся телевизор, только она была
тут без зонта на скамейке, обе мокрые. Подошёл, сел, она отвернулась, положила голову на руки, тоже
плакала. Глупо было спрашивать почему скучает, и он не спросил, она не ответила. «Который час» тоже
глупо было спрашивать, потому что она не сидела бы здесь под дождём, положив голову на руки, в
куртке своей зелёной. Хорошо было бы пройти в темноте вдоль стены до холодильника, а в нём крепкое,
и котлеты из кулинарии, и творог. И они бы крепким согрелись, и она бы котлеты согрела, и он бы её
согрел, только там где нет дождя, где тепло. На тебе зонт. Он сказал, что мокро и что пусть возьмёт зонт,
она не ответила. А в киоске «Книги» из стекла и бетона кошки печально плакали, что лазы свои не
рассекретили узкие. Тщетно. Кто-то большой ведь, и скамейка с ней большие, и зонт чёрный, и не
пробраться туда, где сухо. Плечи её дрожали, как листья самые маленькие тоже уже жёлтые, и даже
рыдали. Может, и она танцевала, как все танцуют сейчас, и друзья оказались не совсем, а она здесь одна
на скамейке жалкой. И не ждала даже, чтобы кто-то её согрел, а чтобы поплакал только с ней вместе.
Кто-то сидел рядом с её глазами так хорошо, уныло, как сейчас заплачу. Почти хорошо, как во мраке
комнаты на кресле, и лучше. Руку положил ей на зелёное плечо, и увидел лицо прозрачное. Слёзы
вымыли цвет, дождь вымыл цвет. Только куртка и нос красный, и губы красные, потому что помада. И
она сказала «что надо», потом ещё сказала, и попросила покурить, и потом блевала в лужи, и не плакала
вовсе. Просто мокла поздно под дождём этим. И кто-то уже тоже не плакал, потому что незачем, если
просто так, а не вместе. Похлюпал снова по мокрому, жёлтому, подальше от кошек, от зелёной куртки,
от истерик листьев этих осенних. Скорее в сумерки дома, к тёплому креслу с пледом у телевизора, к
холодильнику и котлетам морозным, и лучше к творогу. Туда, где никто не плачет, кроме окон и за
ними листьев рыжих, где так не страшен барабанный стук дождя вечером. Сначала глухой и тяжёлый
гром, а потом звонкий пионерский хохот, рассыпает горошины кленовыми палочками, как когда-то
летом. Дробь, пра-ле, пра-ле. Дробь, пра-ле, пра-ле. Пра-ле, пра-ле, пра-ле. Пра-ле. Дробь.

По материалам однотомного универсального
Советского Энциклопедического Словаря (СЭС),
год издания – 1981.