PRIMA SERA

Т. Уильямс. «Татуированная роза». Театр Сатиры на Васильевском.
Режиссёр Роман Смирнов, художник Ирина Долгова

Режиссёр  Роман  Смирнов,   тяготеющий   к  созданию  ассоциативных,  хитросплетённых  фантазий,  будь  то 
«ЖенитьбаГоголя»  или вычурная  «Орнитология»,  вдруг  позволил  себе  обратиться  к жизни безыскусной и 
рассказать очень простую историю.  В театре  Сатиры он поставил  бытовую  комедию  с элементами фарса.  И 
надо сказать, такое следование жанру редко  где сейчас встретишь  в Петербурге,  он явлен  и в режиссуре,  и в
игре актёров. Остаётся добавить,   что  материалом  для этого  спектакля  послужила пьеса Теннесси Уильямса 
«Татуированная  роза».

Неслучайно, совсем неслучайно  в программке к спектаклю помещена  цитата из  гоголевской  «Женитьбы»:
– Вот вы изволили сказать: Сицилия. Хорошая эта земля Сицилия?
– А, прекрасная!

Трёхактная драма  Т. Уильямса по воле авторов спектакля  превращается в произведение времён итальянского
неореализма в духе комедий Эдуардо Де Филиппо. Через несколько минут после начала зритель окончательно
забывает,   что  действие  разворачивается   не  в итальянском  густонаселённом   дворике,  а   в американском 
городишке.  Достигается  это весьма нехитрым способом: настроение спектакля  это сладкий голос Робертино
Лоретти, который  звучит над головами зрителей, как сладкоголосая птица давно ушедшей юности. У каждого
– своя Италия 1950-х. Затеянная  режиссёром  игра в  ностальгию, в «Италию»  –  ключевой момент спектакля.
Ностальгия  эта  изначально лишена  жёсткого  драматизма  человеческих  отношений,  без  чего  трудно  себе
представить Уильямса,  она согревает  персонажей ярким итальянским  светом,  они все  живут в  прекрасном, 
прекрасном мире.

Несмотря на то, что Уильямс называл Чехова своим «духовным отцом», кажется, наши режиссёры до сих пор
не слишком хорошо представляют,  что делать с пьесами этого автора с его тягой  к символизму,  ощущением
мистической напряжённости жизни,  с вечным  переплетением  любви и смерти,  чувственного  и духовного и
многим,  многим  другим.  В  «Ночи  игуаны»,   поставленной   несколько  лет  назад  в  Театре  на   Литейном 
Владимиром Тумановым, режиссёр так  и не смог «нырнуть» глубоко, история преподобного Ларри Шеннона
превратилась  в историю нервного брюнета,  которому  слегка не повезло в жизни,  а болезненные  выяснения
отношений Уильямса с католичеством были  озвучены театральным громом и окрашены в аляповато-красный
цвет  мантии.  Режиссёр  Роман Смирнов  принципиально  уходит  от этих вопросов,  он лишает пьесу  очагов
внутреннего напряжения  и раздражения,  он сосредотачивается  на истории  Серафины и  отношениях  между 
Серафиной и Альваро, всё прочее превращено  в милый  антураж  забавного  в своей истовости  итальянского
католичества.

«Prima sera» – перед  сумерками – такое настроение задаёт Уильямс в ремарке к первому действию. Начало же
спектакля – «forte»:  у края сцены  разудало  танцуют   женщины  на  фоне  развешенного  белья. Перед нами –
итальянский двор, в центре – как  бы комната Серафины, справа  – алтарь с гипсовой фигуркой Мадонны. Все 
действующие  лица в спектакле – типажные,  узнаваемые.  Склочницы-соседки,  которым хорошо  за тридцать, 
Эстелла Хогенгартен, которую Юлия Джербинова пытается играть роковой женщиной, отец де Лео типичный
хитрый итальянский священник. Наиболее тонко выполненные работы – слепая Ассунта  Татьяны  Малягиной
и  деревенская дурочка  Мариелла  Надежды Живодёровой. Они обе задают несколько иной тон,  вносят  ноту 
некой иррациональности. Вообще же спектакль по сути является бенефисом двух актёров: Натальи Кутасовой,
играющей Серафину,  и Артёма  Цыпина – Альваро.  Спектакль и распадается на две части:  первая – развитие 
сюжета до появления Альваро. Вторая – отношения Альваро и Серафины.

Наталья Кутасова – одна из  немногих  петербургских  актрис,  наделённых абсолютным ощущением  стиля, ей 
подвластны многие жанры, она не боится быть откровенной, смешной, некрасивой. Она – изменчива и в то же
время  женственна  в  каждом  жесте. История  Серафины,  влюблённой  в  своего  мужа  и  переживающей  его
смерть и потерю ребёнка, потом узнающей  об измене мужа, заново обретающей  тепло другого человеческого
тела и сердца, – материал столь же благодатный, сколь и сложный. Серафина Кутасовой  –  каскад настроений. 
Неистовая, яркая сицилийка, красивая, чувственная и в то же время забавная. Эта забавность –  в зазоре между
общепринятой нормой, которую в спектакле олицетворяют соседки, и тем «чересчур», которое присутствует в
Серафине.  Она заворожена  любовью,  наполнена ею,  влюблена в свою любовь к мужу.  Если любить  –  то до 
изнеможения, до томности  в каждом жесте. Если страдать  –  тоже чересчур. Н. Кутасова  бесстрашно  играет 
полупомешанную,   истеричную  бабу  со  спутанными  волосами,  бегающую  по  двору  босиком  и  в ночной 
сорочке.

Альваро   Артёма  Цыпина  –  трогательный,   забитый   шофёр,   простоватый,   но  не  лишённый  внутренней 
душевной тонкости, который впервые в жизни встретил  на своём пути  такое чудо  –  искромётную Серафину. 
Альваро  –  типичный  неудачник,  нескладность  –  в каждом  из его  поступков,  и  в  то же время он странно, 
пронзительно хрупок в своём существовании.  Этот  дуэт  –  самая большая  удача в  спектакле.  Два  партнёра,
 удивительно чувствующие друг друга, легко играют все градации эмоций своих персонажей. Здесь  возникает 
та  душевность,  которой  отчего-то  не хватает  в питерских  спектаклях,  где тема  мужчины  и  женщины едва 
пульсирует.

Взаимоотношения Серафины и Альваро должны  по смыслу перекликаться  и оттеняться отношениями дочери 
Серафины, Розы,  и её молодого возлюбленного моряка.  Но, к сожалению,  Наталья Лыжина (Роза) почему-то 
Пытается  сыграть   неистовость   молодости   как  отчаянье   юной  тюзовской  пионерки,  она  словно  играет 
хулиганистую десятилетнюю   девчонку,  а не красивую пятнадцатилетнюю  девушку,  созревшую   для  любви.
Нет ощущения нового  витка истории, когда дочь повторяет  судьбу своей матери,  потому  что  эта  страсть –
в крови их рода.

Финал  спектакля,  конечно  же,  счастливый:  влюблённые  обрели  друг  друга,   Серафина   зачала.  На  сцену 
выходит мальчик в белой рубашке  с галстуком-бабочкой,  радостно открывает рот и…  В фонограмме  звучит 
не  голос  Робертино  Лоретти,   как  можно  было  ожидать,   а  Луи  Армстронг:   «What a  wonderful world…». 
Сомнительный с точки зрения вкуса, приём этот,  как всегда,  сентиментален донельзя и не может  не  умилить.
«Какой  прекрасный  мир»  и  «Всё  будет  хорошо»   мог  бы  начертать  на  своих  знамёнах Роман  Смирнов. 
Не самые плохие  лозунги в этой жизни.